Независимый аналитический центр геополитических исследований «Борисфен Интел» предоставляет возможность аналитикам высказать свою точку зрения относительно конкретной политической, экономической, информационной ситуации в Украине и в мире в целом, на основании личных геополитических исследований и анализа.
Заметим, что точка зрения авторов
|
|
Владимир (Зеэв) Ханин
Родился в Запорожье, окончил аспирантуру Института Африки АН СССР в Москве, доктор философии (политические науки). После репатриации преподавал в ряде учебных заведений Израиля, читал лекции в университетах Оксфорда и Лондона. Автор многих публикаций в мировых СМИ, написал 9 книг, соавтор и редактор ряда коллективных монографий. Сотрудничает с радио «Голос Израиля», «Радио Свобода», Девятым телеканалом Израиля.
|
Израильские реакции и ближневосточный контекст
Судя по однозначно положительным и, что нетривиально, солидарным комментариям из столиц умеренных суннитских режимов региона (за исключением Египта), американский ракетный удар 7 апреля — это те самые действия, которых многие на Ближнем Востоке ждали уже давно. Понятно, что восстановление Д. Трампом «красных линий» в отношении правительства Б. Асада, равно как и его критику фактической легитимизации ядерной программы Ирана, эти режимы готовы рассматривать в качестве позитивного изменения прежнего курса США, который ими воспринимался чуть ли не как предательство Бараком Обамой интересов традиционных союзников Вашингтона в пользу интересов шиитской «оси зла». Показательно, что арабские лидеры региона на этот раз не прилагали и особых усилий для сокрытия того факта, что их интересы в этом смысле мало чем отличаются от интересов Иерусалима — в отличие от их традиционного желания всеми силами избежать публичной демонстрации совпадения тех или иных тактических и стратегических целей «умеренных» суннитских режимов и Израиля.
Что касается самого Израиля, то тон там вначале задал Президент Израиля Реувен Ривлин, который определил ответный удар по авиабазе Шайрат близ города Хомс после трагедии в Идлибе в качестве «примера всему свободному миру», который, по мнению Ривлина, «…должен поддержать любые шаги, необходимые для того, чтобы положить конец жестокостям войны в Сирии». Премьер-министр Израиля, который назвал применение БОВ «недопустимым действием», также поддержал Президента США, который, как считает Б. Нетаньяху, «…дал однозначно понять, что не будет терпеть использования и распространения химического оружия». И, что было тоже ожидаемо, поспешил выразить надежду, что Трамп будет решительно действовать не только в отношении Дамаска, но также в отношении Тегерана, Пхеньяна и других подобных режимов. В том же духе высказался и член военно-политического кабинета, министр транспорта и разведки Исраэль Кац, который назвал ракетный удар США «важным стратегическим ходом» и «…логичной реакцией великой державы на пересечение «красных линий» жестоким диктатором и четким посылом поддерживающей его оси во главе с Ираном».
Показательно, что ракетный удар США по авиабазе сирийских правительственных войск поддержал и формальный лидер израильской оппозиции, глава блока «Сионистский лагерь» Ицхак («Бужи») Герцог. Он определил происшедшее 7 апреля как «…важное послание «дамасскому мяснику», переданное в правильное время и в правильном месте». Иными словами, решение президента США Дональда Трампа о нанесении удара по сирийской авиабазе, за исключением осторожно-невнятных реакций ультралевых и арабских кругов, вызвало позитивные отклики практически всего политического спектра — случай для израильской политической практики, прямо скажем, нечастый.
Чем же можно объяснить такое единодушие, и в чем, с точки зрения официального Иерусалима, здесь состоит израильский интерес? На наш взгляд, этот интерес включает два аспекта — общерегиональный и двухсторонний. Первый связан с имевшим место устойчиво-низким уровнем доверия израильских лидеров к звучащим в предшествующее восьмилетие из Вашингтона гарантиям безопасности Израиля, положившись на которые еврейское государство и должно было, по замыслу советников предыдущего Президента США, оплатить своими кардинальными уступками на палестинском и иранском треке тогдашнее прочтение американских интересов на Ближнем Востоке. Помимо того, что подобные идеи не находили понимания большинства израильского общества и его политического класса, опасения Иерусалима вызывала и направленность тогдашнего нового курса США в регионе, предполагавшая «прагматичный» подход к системе общих ценностей и долгосрочных стратегических обязательств, на которых традиционно строились американо-израильские отношения. В силу чего израильские лидеры не исключали шанса остаться один на один с (по мнению израильтян, неизбежно негативными) последствиями таких экспериментов. А эскапистская линия США в сирийском кризисе лишь добавляла к этим опасениям новые аргументы.
Этот сюжет сыграл свою роль и в торможении наметившегося диалога Израиля с умеренными прозападными арабо-суннитскими государствами региона. Последние были явно заинтересованы в сотрудничестве с Израилем для купирования угроз своему существованию со стороны гегемонистских устремлений Тегерана и радикально-исламистских суннитских движений, а также снятия с повестки дня «палестинской» темы, подрывавшей их внутреннюю стабильность. Условием Израиля была готовность арабских монархий, уже 15 лет пытающихся возложить на Израиль всю цену вопроса, «оплатить свою часть акций», в том числе и на палестинском треке. Однако сомнение в ультимативной поддержке израильской позиции Америкой, проистекающее из доктрины «невмешательства», к тому же подкрепленной демонстративным «охлаждением» отношений с США еврейским государством с целью «перезагрузки» отношений США с арабо-исламским миром, делала такой сдвиг малореальным.
Что касается отношения к ситуации в Сирии самого Израиля, то американо-израильские разногласия, имевшие место на протяжении обеих каденций Барака Обамы по большинству аспектов национальной безопасности (разумеется, за исключением продолжавшей динамично развиваться даже на пике этих разногласий сферы военно-технического сотрудничества), так или иначе влияли и на этот аспект. В отличие от США, Израиль, на протяжении всех 6 лет сирийского кризиса, считал, что режим Башара Асада является не лучшей опцией для обеспечения стабильности в регионе. Во всяком случае, израильский министр обороны Авигдор Либерман не упускал случая заметить, что те, кто ищет стабильности в Сирии, должны понимать, что это будет невозможно при сохранении Асада у власти. Того же мнения, временами выбирая более мягкие определения, явно придерживались и Премьер-министр Биньямин Нетаньяху, и другие ключевые представители военно-политического руководства Израиля.
С другой стороны, само по себе видение США о том, что Израилю следовало поддерживать линию невмешательства в сирийский кризис, в Иерусалиме возражений не вызывали. Однако, в свете проблематичного отношения Вашингтона к соблюдению Дамаском им же установленных «красных линий», оставался вопрос — в какой степени американские гарантии безопасности, данные своему стратегическому союзнику, будут релевантными, если этот кризис «перехлестнет» границы еврейского государства — в чем, по всем признакам, были бы заинтересованы иранские патроны официальной Сирии?
В этих условиях израильские лидеры предпочли пойти на прямые договоренности с Москвой, где также проявили готовность учесть некоторые из израильских интересов. Включая понимание причин, по которым Израиль не готов допустить открытие нового антиизраильского фронта Ирана со стороны сирийской части Голанских высот, а также усилий по пресечению поставок режимом Асада или с его помощью через территорию Сирии иранских и российских вооружений враждебным Израилю террористическим группировкам радикальных исламистов.
В том, что эта, отработанная в ходе многочисленных российско-израильских контактов на высшем уровне и профессиональных команд двух стран схема работает, свидетельствует отсутствие открытых возражений российской стороны на действия, предпринятые ЦАХАЛом (или приписываемые ему) в 2015–2017 годах. Например, на нанесенные в этот период четыре десятка ударов (впятеро больше, чем за два предыдущих года) по находящимся в Сирии складам и транспортам вооружений, включая российским, предназначенных для передачи южно-ливанской «Хизбалле», и способных повлиять на стратегический баланс в районе северных границ Израиля. А также жесткое подавление израильскими ВВС и артиллерией ЦАХАЛа источников эпизодических обстрелов территории Израиля с сирийской стороны, и сирийских ПВО, пытавшихся открыть огонь по израильским самолетам. В свою очередь, в Иерусалиме, вопреки многолетним усилиям не допустить передачи Сирии российских ПВО «С-300», достаточно сдержанно отнеслись к развертыванию там намного более продвинутой версии этих комплексов, будучи уверены, что поставленные им боевые задачи, по крайне мере сегодня, находятся вне контекста израильско-сирийских отношений.
Российский фактор
Поэтому вопрос, в какой степени эти, в принципе, устраивающие обе стороны понимания, вплетенные в схему достигнутых в 2015 и 2016 гг. договоренностей между Израилем и США и между США и Россией, остаются релевантными в новой ситуации, является далеко не праздным.
На первый взгляд, ответ на этот вопрос, скорее, отрицательный. Россия отвергла предъявленные сирийскому режиму обвинения в использовании оружия массового поражения против мирных граждан и резко осудила американский «удар возмездия». По информации СМИ, в разговоре с Б. Нетаньяху президент России В. Путин также выразил неудовольствие тем, что Израиль принял американскую и в целом западную версию событий, не дожидаясь итогов «независимого международного расследования»; что некоторые израильские эксперты поспешили назвать «тревожным признаком возможного негативного влияния на координацию действий Израиля и России в Сирии, и на готовность России прислушиваться к израильским пожеланиям не допустить Иран к израильским границам». Со своей стороны, в арабскую прессу из неких источников была немедленно «слита» информация о том, что Сирия, Иран и «Хизбалла» взвешивают возможность атаковать Израиль, если американские атаки в Сирии будут продолжены. Впрочем, степень надежности источника, как и серьёзность этих заявлений, остается под вопросом, не говоря уже о том, что ненависть к еврейскому государству этих субъектов вряд ли нуждается в дополнительных мотивах.
Заметим, что и до описываемых событий в Иерусалиме отмечали усиление присутствия боевиков «Хизбаллы» и иранских КСИР на сирийской части Голанских высот, располагающих, среди прочего, тяжелой артиллерией российского производства (о том, что израильтянам это известно, Нетаньяху проинформировал Путина на их встрече в марте с. г.). И, соответственно, выражали скепсис по поводу способности России в такой ситуации гарантировать спокойствие в районах, примыкающих к израильским границам.
В этом смысле, санкционированный Трампом удар ВМС США по авиабазе в Сирии в ответ на предполагаемую химическую атаку режимом Башара аль-Асада лишь ускорил события, подвигнув Нетаньяху выдвинуть идею создания буферной зоны между Израилем, Иорданией и Сирией «…в рамках любой будущей резолюции о прекращении шестилетней сирийской гражданской войны». По информации израильских медиа, создание такой зоны безопасности, в обеспечение которой израильские военные непосредственно вовлечены не будут, призвано удерживать силы Ирана и террористической группировки «Хизбалла» на безопасном расстоянии от израильской территории, а также служить фактором поддержания региональной стабильности. Именно в таком контексте, по тем же данным, эта идея уже рассматривается на международном уровне.
Мнение России по этому поводу пока неизвестно. Но в любом случае, в Москве уже дали понять, что в случае углубления конфронтации Сирии и США, ее симпатии и поддержка будут с Дамаском, который, вместе с «Хизбаллой» и Ираном, не скупится на угрозы в адрес американцев (например, не исключают возможности атаковать американские цели в Персидском заливе). На первый взгляд, это и есть ответ на заявление Рекса Тиллерсона на встрече министров иностранных дел крупнейших экономически развитых стран (Group G7) в итальянском городе Лукка 11 апреля с. г. Накануне своего отъезда в Москву Тиллерсон так представил совместную позицию этой группы и их ближневосточных союзников: «России придется выбирать между Соединенными Штатами и западными единомышленниками, или режимом сирийского Президента Башара Асада, Ираном и «Хизбаллой». Нам понятно, что правление клана Асада приближается к концу, и мы надеемся, что российское правительство поймет, что держаться за такого ненадежного партнера непродуктивно».
Российские представители ожидаемо отвергли саму мысль о возможности обсуждать ультиматумы такого рода как «бесполезные и контрпродуктивные». Параллельно с этими заявлениями Россия приостановила действие механизма координации с Соединенными Штатами полетов в воздушном пространстве Сирии, что, теоретически, чревато возможностью столкновений американских и российских ВВС. Все это, казалось бы, подтверждает аргументы тех, кто считает, что действия США в Сирии подтолкнули Россию к тесному союзу с Ираном и его сателлитами, что увеличивает и риск нового масштабного регионального конфликта.
Первые итоги
И все же, у этой истории есть и иная сторона. Во-первых, хотя Россия и США представили взаимоисключающие данные об эффективности американского ракетного удара по базе ВВС Сирии, оба сообщения сходятся в одном пункте — это сравнительно низкие потери среди личного состава базы, причем в американском оборонном ведомстве подчеркивают, что были приняты меры для того, чтобы минимизировать человеческие жертвы. Кроме того, отмечается, что удары не наносились по объектам, где могли храниться арсеналы химического оружия. В этой связи нельзя не заметить, что вооруженные силы США 7 апреля провели свою операцию именно в стиле примерно тех же договоренностей, которые были в свое время достигнуты между Б. Нетаньяху и В. Путиным. Россияне, которые используют базу Шайрат в качестве авиабазы своих военно-космических сил в Сирии, были предупреждены практически одновременно с партнерами США по НАТО и Израилем, из чего следует наличие американской установки непременно избежать удара непосредственно по российским военным.
Считается, что Москва, в свою очередь, уведомила Дамаск, благодаря чему часть самолетов, и не только российский, но и часть сирийского личного состава успели покинуть авиабазу до нанесения удара. Так или иначе, российский контингент в Сирии, и Россия как субъект конфликта, остались в стороне. В пользу этой версии говорит хотя бы тот факт, что запланированный до взрыва в отношениях российский визит госсекретаря США отменен не был — лишь, что понятно, сместил акценты в повестке дня.
Далее, американцы уже дали понять, что их атака на Сирию есть одноразовый ход, целью которого было послать внятный сигнал всем вовлечённым в конфликт субъектам, о том, что свобода их маневра в Сирии не является безграничной. Но это не значит, что Вашингтон, как минимум, на этом этапе, намерен осуществлять масштабное военное вмешательство на стороне одной их противоборствующих в Сирии группировок. Как максимум, американцы могут рассмотреть введение дополнительных экономических санкций против Дамаска, на возможность чего намекнул министр финансов США Стивен Мнучин (Steven Mnuchin).
Наконец, вскоре выяснилось, что «российская дилемма Тиллерсона», несмотря на первоначальную форму ее представления, на самом деле не есть ультиматум Запада Москве. По словам самого Тиллерсона, в Вашингтоне пока не уверены, что Москва в принципе не готова выполнять свои обязательства по Сирии. Глава Госдепа США не исключает, что россияне оказались просто неспособны предотвратить использование ОМП, хотя и заметил, что особой разницы между этими сценариями он не видит.
Как бы то ни было, Тиллерсон приехал в Москву явно не доводить ситуацию до полного разрыва, а попробовать договориться, что отметила и российская сторона. На то он имел полномочия не только Трампа, но и Премьер-министра Великобритании Терезы Мей, которая увидела в поездке Госсекретаря «окно возможностей для прекращения [бесперспективного для российской власти] союза с Дамаском». А также Федерального канцлера Германии Ангелы Меркель, которая надеется, что единая позиция США и Европы сможет, как выразился министр иностранных дел в ее кабинете Зигмар Габриэль (Sigmar Gabriel) «убедить Россию перейти из [агрессивного] угла, где сидит Б. Асад, на поле поиска политических решений». Показательно, что после встречи Р. Тиллерсона с С. Лавровым главы обоих внешнеполитических ведомств были приняты Президентом России В. Путиным, что, по данным российских СМИ, должно было иметь место только в том случае, если бы «стороны увидели, что в переговорах есть какой-то смысл».
Д. Трамп и Р. Тиллерсон, по сути, предложили Путину и Лаврову вернуться к идее масштабного сотрудничества России и США в Сирии и Ираке — возможно, через подключение Вашингтона к «астанинскому процессу» — в обмен на отказ России от альянса с Тегераном и «Хизбаллой». Что, собственно, и было одним из аспектов высказанной еще до инаугурации Трампом идеи «рационализации» отношений двух стран (зондаж возможных шагов в этом направлении, похоже, и стоил должности советнику президента США по национальной безопасности Майклу Флинну, который так толком и не приступил к выполнению своих обязанностей). Причем, американцы были готовы учесть и те интересы, и обязательства российских лидеров, которые ранее казались им мало приемлемыми. Например, не только сохранение, в том или ином виде, алавитского режима, но и власти самого Б. Асада. Сегодня, в силу уверенности США и их союзников, что именно Б. Асад стоит за применением БОВ, это уже вряд ли возможно, но остальные американские предложения, похоже, пока остаются в силе.
С точки зрения американской стороны, предлагаемый ими компромисс, в случае его достижения, является классической «win-win game», ибо дает возможность Путину «сохранить лицо» и большую часть его сирийских стратегических активов. А американцам, нынешние объявленные цели которых в Сирии, согласно послу США в ООН Никки Хейли, звучат как «вытеснение из Сирии иранского влияния, устранение Б. Асада, разгром ИГИЛ и перевод кризиса в сферу политических решений» — получить Россию в качестве партнера по достижению, как минимум, двух последних приоритетов из этого списка.
Складывается впечатление, что, с точки зрения США, такой результат был бы наилучшим политическим итогом «операции возмездия» американских ВМС, которая является одним из пока немногих индикаторов новой ближневосточной доктрины Белого дома и Государственного департамента США. Действительно, изменение отношения Вашингтона к традиционным ближневосточным союзникам нельзя не заметить.
Израиль был, понятно, первым в очереди на «перезагрузку» отношений. Следующим был Египет, что и случилось несколько дней назад, когда в Белом доме был тепло принят египетский Президент Абдель Фатах ас-Сиси. Дальше на очереди — остальные ближневосточные прозападные суннитские монархии. Но двусторонние отношения Вашингтона с кем-либо из них в данном случае имеют меньшее значение, чем изменение региональной политики США в целом, и в отношении Сирии в частности.
Что в этом курсе от разработанной стратегии, что от спонтанных реакций на события, а что от wishfulthinking (романтических надежд, как говорят те же американцы), пока сказать невозможно. Например, комментаторы рекомендуют пока не переоценивать позитив реакции столиц прозападных арабских режимов, где ощущаются и определенные опасения в отношении дальнейшего развития событий. Как пишет один из местных экспертов, «сокращение числа самолетов ВВС Сирии, способных уничтожать граждан страны, само по себе важно — как и то, что осуждение нарушения международных норм обращения с ОМП будет отныне выражаться не только ничего не значащими словами». И все же «имеется опасность, в случае расширения интервенции внешних сил в Сирии, потери контроля над процессом», последствия чего сегодня трудно предугадать. Наибольшие сомнения в этом смысле выразил как раз Египет, воздержавшийся от приветствий американских атак на Сирию и призвавший США и Россию не эскалировать кризис, а постараться контролировать его.
Тем важнее хозяину Белого дома сегодня найти взаимопонимание по всем этим пунктам не только со своими визави в европейских и арабских столицах, и на иерусалимской улице Каплан, но и в Кремле. Но каково бы ни было решение, именно Президент США Дональд Трамп является пока главным победителем по итогам последних событий в глазах Америки и стран Запада и на первый взгляд. «В жерле кипящего вулкана, которым по-прежнему остается Ближний Восток — считает Залман Шоваль (в прошлом — посол Израиля в США и политический советник Ариэля Шарона), — правители Дамаска [два последних года] пребывали в уверенности, что сложившиеся [при прежней администрации США] правила игры не изменятся и сегодня они смогут действовать в том же духе, включая применение химического оружия. Действия Трампа показали кардинальную ошибочность подобных представлений».
Некоторые эксперты, впрочем, полагают, что и эта ситуация в каком-то смысле может работать на Асада. Так, израильский военный и политический обозреватель Йони Бен-Менахем подозревает, что «…американская атака на Сирию похоронила, на неопределенное время, любые шансы на политическое урегулирование в Сирии в формате, заданном переговорами в Женеве». «Асад, — замечает Бен-Менахем, — не раз открыто говорил о том, что он не верит в существование способа остановить повстанцев и восстановить контроль над всей Сирией, кроме военного, и уверен, что поддержка России, Ирана и «Хизбаллы» может позволить ему это сделать».
Разумеется, остается вопрос, сознательно ли Асад, как намекает Бен-Менахем, добивался такого результата, устраивая «химическую бойню» в провинции Идлиб? Не применял, в силу политических соображений, БОВ конкретно 4 апреля, но в принципе вполне способен это сделать, и не исключено, пошел бы на этот шаг, если бы позволили обстоятельства (в формулировке австралийского парламентария и эксперта по безопасности Эндрю Вилки). Либо просто использует ситуацию, которая, как предпочитают думать иные эксперты, возникла без его участия. Но если логика Асада такова, ни в первом, ни во втором, ни в третьем случае ничто ему не мешает реализовывать силовой сценарий и в дальнейшем. Ибо ограниченный и в целом символический американский удар, который никак не перечеркивает военных достижений проправительственной коалиции последних месяцев, скорее всего, не будет иметь продолжения. А в случае дальнейшей эскалации, как могут полагать в Дамаске, американцев воленс-ноленс будет вынуждена удержать Россия.
Что касается остальных субъектов конфликта, то схема сближения США и России за счет Ирана и его сателлитов, понятно, не вызвала восторга иранских аятолл. В силу чего Иран сегодня, по сути, является главным бенефициаром срыва, вследствие применения ОМП против гражданского населения в провинции Идлиб и американской «операции возмездия», первых попыток таких договоренностей. Оговоримся, что сказанное совсем не обязательно означает, что именно иранцы устроили или санкционировали применение ОМП. По мнению некоторых наблюдателей, следы стоит искать в иных местах, например, в спецслужбах Турции, вступающей в очередной виток конфронтации с Россией, в СМИ которой мелькают намеки на причастность Анкары и к недавним терактам в Санкт-Петербурге.
В итоге, даже если принять версию, что Иран или Б. Асад во всей этой истории ни при чем (по крайней мере, в отношении последнего большинство наблюдателей пока так не считает), Тегеран и Дамаск выглядят сторонами, которые сегодня больше других заинтересованы в доминировании силовых схем развития конфликта в самой Сирии. Равно как и в атмосфере «новой Холодной войны» вокруг нее. Многие полагают, что в этом же лагере большую часть времени находятся Турция, Катар и, отчасти, саудиты. Напротив, США, европейцы, и, разумеется, Израиль, по идее заинтересованы в противоположном сценарии. Позиция России в этой ситуации, может изменить баланс в ту или иную сторону. Каков будет ее выбор?
